Кто такие катары?
Лютые враги — инквизиция и рыцари с севера Франции — называли их катарами. Сами же они предпочитали именовать себя «апостолы», «христополитане» (граждане Христовы) или просто «добрые люди». Это религиозное течение, возникшее в недрах христианства и охватившее в XII веке весь юг Франции — земли Лангедока и Прованса, было столь популярно, что, казалось, катары вот-вот создадут новую веру и победят Римско-католическую церковь.
На рассвете со стен Монсегюра сквозь дымку, поднимающуюся над равниной, можно увидеть голубую тень моря. Но в ночь на 16 марта 1244 года, накануне падения замка, последние катары собрались на его стенах не для этого. Напряженно вглядывались они в темноту, пока наконец не увидели огонек на заснеженной вершине Бидорты. Это четверо смельчаков разожгли костер, дав знать оставшимся в Монсегюре, что выполнили их задание: пробрались через боевые линии осаждавших и вынесли катарскую святыню — Мани, или, в христианской мифологии, святой Грааль. Катары ликовали, хотя утром оставшихся в замке ждал совсем другой костер…
В борьбе за веру
Римско-католической церкви надолго удалось стереть из памяти даже их имя, ведь катарами они именовались лишь в документах инквизиции. Теологические споры катаров (с греческого «чистые») с католиками, например о богочеловеческой сущности Христа, были непонятны многим современникам и неинтересны большинству потомков. Но разница между ними и официальной церковью била в глаза.
К XII веку Римско-католическая курия превратилась в гигантскую корпорацию по выкачиванию денег — со своей сложной иерархией, земельными владениями, политическими интересами. А окормляемая паства должна была молиться, поститься, бояться гнева господня и повиноваться властям светским и духовным (причем первым — до тех пор, пока это было выгодно вторым).
Катары же говорили: давайте вспомним о заповедях Христовых. Ведь первые епископы проповедовали в рубище и ходили босиком. Катары не строили храмов: молиться можно и под сенью пещеры, в таверне, на лесной поляне. Единственная церковь Божья — в сердце человека, учили они. И еще учили они не верить суевериям: «Это не Бог дает такой прекрасный урожай, а унавоживание земли». И не воспринимать Библию буквально, но видеть в ней метафоры. Если Иисус исцелял слепых, то от греха — позволяя увидеть истину. Хлеб, который он раздал пяти тысячам, — это духовная пища. Катары так и начинали молитву: вместо «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…» говорили: «Хлеб наш духовный…». Церковь доводила людей страхом перед дьяволом до массовых истерик. Люцифер катаров — это то зло, которое человек должен победить в самом себе.
Катары, в отличие от монахов, брили бороду и отпускали длинные, до плеч, волосы. Еще разительнее было поведение: катары действительно соблюдали апостольские заветы, а не только говорили о них с амвонов. Когда посланцы папы Иннокентия III пытались вести теологические дебаты с «добрыми людьми», из толпы насмешливо показывали на их золотые перстни: «Смотрите, эти люди хотят нам проповедовать об Иисусе, который был беден и шел босым!»
Рождение инквизиции
Лангедок времен расцвета катаров был самым терпимым и спокойным краем в Европе. Дошло до того, что графа Тулузского церковники упрекали в том, что он «в поношение всему христианству отдает общественные должности в руки иудеев». Граф Тулузский и союз виконтств, объединенных семьей Транкавель, управлявшей городом Каркассоном, покровительствовали катарам, и не без дальнего политического прицела. Будучи вассалами короля Франции, они мечтали о независимости. И если бы катарам удалось распространить свое учение на другие страны, мечты стали бы реальностью… А заодно развитие Европы было бы ускорено на 400 лет.
Но в 1209 году папа Иннокентий III, почувствовав, что теряет контроль над ситуацией, объявил о неслыханном — о Крестовом походе в христианскую страну, в катарский Лангедок. И со всей Европы стекались рыцари, наемники и отпетый сброд, которому было обещано освобождение от грехов по «тарифу», равному участию в палестинских походах (когда в Лилле власти задержали грабителя, записавшегося в крестоносцы, архиепископ отлучил их от церкви — в борьбе с катарами годился каждый.) Именно в противостоянии с катарами и родилась инквизиция!
Для французов с севера это был не столько Крестовый поход, сколько окончательное покорение юга, а катары же их интересовали постольку-поскольку. 15-башенные стены Каркассона, выстроенные готскими королями и домом Транкавель, считались неприступными. Сам Карл Великий семь лет осаждал их, но так и не смог, как гласят легенды, войти в вольный город.
С другой стороны, виконт Раймон-Рожер был полон решимости отстоять Каркассон — оплот веры катаров, но когда крестоносцы предложили ему покинуть город с 12 спутниками по его выбору, он ответил: «Неужели вы думаете, что я способен предать хотя бы малейшего из моих подданных?». После первого отбитого штурма осаждавшие пошли на хитрость. Виконта пригласили на переговоры, гарантировав безопасность: «Клянемся Всемогущим Богом». Однако люди, боровшиеся с ересью, не погнушались клятвопреступлением. Раймона-Рожера схватили и до конца дней заточили в темницу. Павшие духом горожане, по легенде, в ту же ночь ушли по подземному ходу в Черные горы. Остались лишь 500 стариков, женщин и детей, которые не могли выдержать дороги. Тех, кто отрекся от ереси, раздели и пустили бегать по городу «одетыми только в свои грехи». Остальных сожгли. Впрочем, существует множество иных версий покорения города.
Последний оплот
Царство ярких красок, солнца и лазурного небосвода преобразилось. В каждом населенном пункте теперь поднимались к небу столбы дыма — жгли еретиков (термин этот родился здесь, в борьбе с катарами). В Минерве разом сожгли 140 человек, в Лаворе — 400, в Бизье — 30 000. Именно при штурме первого были произнесены знаменитые слова: «Убивайте всех, Господь распознает своих!». Лангедокских рыцарей замуровывали в подземелья. Инквизиторы хотели сделать серыми даже одежду: «В Тулузском графстве все жители, как дворяне, так и горожане, не имеют права носить модное платье, но должны довольствоваться грубо вытканными балахонами».
«Прекрасная и обильная земля, свободный, покинувший ночь Средневековья и страх светопреставления народ, единственный, достойный считаться наследником «простоты и величия» античности, были уничтожены», — писал Отто Ран в своем классическом «Крестовом походе против Грааля».
Общины катаров укрылись в подполье. Инквизиция заставила всех подозрительных носить желтые кресты (предтеча желтых шестиконечных звезд), нашитые на одежду. И деятельно выискивала «еретиков». По правилам, подозреваемого можно было подвергать пытке один раз, но папа разрешил — «один раз для каждого пункта обвинения». «Родители вынуждены будут предавать своих детей, дети — родителей, мужья — своих жен, а жены — мужей», — писал папа Григорий IX. Но пока держался Монсегюр, держалось и катарское подполье.
На северной стороне массива Святого Варфоломея стоят замки Монсегюр, Перелья, Рокафиссада. Густой Бризильянский лес и лес Серралунги защищают их от врагов. Именно здесь нашли убежище от палачей Рима двести самых видных катарских клириков — «совершенных». Именно здесь хранился Мани, или Грааль, — самый таинственный артефакт христианской мифологии. По преданию, в эту чашу была собрана кровь Христа, пролитая на Голгофе. Поэтому-то деревянная чаша считалась и считается источником жизни и бессмертия. Впрочем, ни одно из преданий о Граале не признано католической церковью. Ни один церковный историк даже не обмолвился о святой чаше. Остались лишь легенды.
«Когда стены Монсегюра еще стояли, в них катары, чистые, охраняли святой Грааль. И был Монсегюр в великой опасности. Воинство Люцифера подступило к его стенам. Они хотели захватить Грааль, чтобы укрепить его опять в короне князя тьмы, откуда он выпал, когда восставшие ангелы были сброшены с небес. И когда бой был почти проигран, слетела с неба белая голубка, и Фавор распахнулся. Эсклармонда, защитница Грааля, бросила святыню в недра горы, и она затворилась. Так был спасен Грааль. А когда черти овладели крепостью, то поняли, что опоздали. В ярости схватили они катаров и сожгли под городскими стенами…»
Больше 30 лет держался Монсегюр, пока не был собран новый Крестовый поход. Затем была 9-месячная оборона под стенами замка. И лишь 16 марта 1244 года замок был сдан. В ночь перед этим четверо смельчаков смогли пробраться из осажденной крепости и спасти Мани. Крепость сдалась под обещание сохранить жизнь только рыцарям. 20 из них перед капитуляцией добровольно прошли катарский обряд «крещения духом», зная, что им за это грозит следующим утром. Вместе с катарами, числом 205 человек — мужчин и женщин, — они были сожжены на поле, которое и сегодня носит имя Camp de Cremates (поле костров). Остальных на долгие годы заточили в подземелья Каркассона. Катарское подполье, лишившись верхушки, оказалось разгромлено. Но лишь в 1321 году последний катар был официально сожжен на костре.
«Всегда случается большая трагедия, когда цивилизация вплотную подходит к варварству, — написал один из французов и, чтобы ни у кого не осталось сомнения, кого он считает варварами, добавил: — Триумф французов задержал на два столетия продвижение прогресса». Наверное, это лучшая эпитафия катарам.
