Грэм Грин, биография
Генри Грэм Грин родился 2 октября 1904 года в английском городе Беркхэмстеде графства Хартфордшир. С восьми лет учился в школе, потом в колледже Оксфордского университета. Первую поэму написал в 14 лет, а первую пьесу — в 16. До 22 лет успел поработать в табачной компании и принять католицизм, а до 26 — в отделе писем лондонской «Таймс» и написать свой первый роман «Человек внутри». С 1941-го по 1944 год работал в министерстве иностранных дел, выполнял задания британской разведки и был представлен к наградам. За 45 лет работы написал более двух десятков романов, множество рассказов, новелл, эссе, пьес, стихов, путевых заметок, несколько автобиографий и книг для детей. Ещё при жизни воспринимался как классик, неоднократно выдвигался на Нобелевскую премию, но так её и не получил. Умер 3 апреля 1991 года от лейкемии в швейцарском городе Веве на берегу Женевского озера.
Эта очень краткая биография Генри Грина. Хотите узнать о жизни этого великого человека подробнее? Тогда читайте дальше.
Карьера Грэма Грина
К Генри Грину понимание, что именно станет для него самым важным, пришло рано. Хотя и в удовольствии нащупывать и прикидывать он себе не отказывал. Генри Грин, четвёртый наследник в семье Чарльза, директора Беркхэмстедской школы, и Мэрион, кузины Роберта Льюиса Стивенсона, рано начал лазить по полкам немаленькой отцовской библиотеки и таскать оттуда полные приключений книги Киплинга, Хаггарда и Хеши. Невыносимо тянуло не только поскакать по прериям, разгадать загадки затерянных цивилизаций и кого-нибудь спасти, но и самому взяться за перо. Тем более что войн и катастроф никаких поблизости пока не намечалось, а душа требовала приключений и подвигов. «Пока я не умел читать, мне ничто не угрожало: колёса ещё не пришли в движение. А теперь будущее обступило меня со всех сторон книгами на полках, ожидая момента, когда я его выберу». Под впечатлением от прочитанного он быстро сочинил рассказ, отправил его в журнал «Стар» и ошалел от публикации и гонорара в три гинеи. «В тот летний день я не находил в «Тиканье часов» ни одного изъяна и упивался славой в первый и последний раз в жизни».
В колледже при Оксфордском университете Грин своего занятия не прекратил и начал печатать в студенческих журналах и газетах рассказы, очерки и поэмы. Отец положил ему щедрое содержание в двести пятьдесят фунтов, которое сын, сдав хорошо экзамены, вскоре уменьшил за счёт своей стипендии. Деньги были нужны, журналистика увлекала, и он устроился сначала в «Ногтингэм джорнел», а потом и в «Таймс», где вроде бы было раздолье для кинокритики и редактуры. Вскоре Грин решил — ему есть что сказать людям помимо коротких статей — и взялся за свой первый роман «Человек внутри». «Внутри меня есть человек, который на меня сердит». Тираж в восемь тысяч экземпляров воодушевил, журналистика хоть и с сожалением, но была отодвинута в сторону до лучших времён, и сначала по Англии, а потом и по всему миру начал своё триумфальное шествие Писатель. Впрочем, никто тогда толком этого не понял, и большинство высказало своё «фи».
Грин, чья неуверенность всегда была рада выплеснуться наружу, сначала отчаялся, собрался бросить неблагодарное занятие к чертям собачьим, но потом опять уселся за письменный стол. Едва книга выходила в свет, критики слетались с отточенными перьями наперевес. Одни жались и мялись, толком не зная, как реагировать на Гриновы литературные эксперименты, называли созданный в его книгах особый художественный мир «Гринландией», считая и сюжеты, и персонажей, бредущих по жизни весьма противоречивыми путями, призрачными и оторванными от реальности. «Мир, который я, по словам людей, создаю, эта Гринландия — ведь её не существует! Я не имею дела с фантазией и воображением — только с фактами! Но я знаю, что спорить с ними бесполезно, они не поверят в мир, которого не замечают вокруг», — отвечал им Грин, который всласть поездил по миру в качестве репортёра, побывал в самой гуще событий и узнал, почём фунт лиха. Другие восхищались изяществом слога, ритмом фраз и правдой жизни в его книгах. Сам он считал некоторые свои романы вроде «Стамбульского экспресса», «Ведомства страха» и «Наёмного убийцы» чтивом развлекательным, уверял, что писал их специально на потребу дня, и если не воспринимал всерьез, то относился с отеческой любовью.
Гонорары Грина были скромными, да и плата за сценарии и рецензии оставляла желать лучшего, но он писал иногда по две книги сразу: одну — в первой половине дня, другую — по вечерам, повышая работоспособность с помощью амфетаминов. Грин так говорил о своём занятии: «Писательский труд — это форма терапии, и мне непонятно, как спасаются от безумия, тоски и панического страха, которые подстерегают человека на каждом шагу, те, кто не пишет книг, не сочиняет музыки, не рисует картин».
Характер Грэма Грина
У Грина с самого детства хватало поводов, чтобы убегать подальше от людей в овраги и вересковые заросли. Матушка, усевшись поудобнее, доводила впечатлительного малолетнего Генри до слёз, читая страшные рассказы о брошенных в лесу и умерших детях, а папа-директор, держа руку на пульсе школьной жизни, настаивал на своевременном докладе обо всех нарушениях. Одноклассники тоже не ленились и так выматывали нервы директорскому чаду, что оно, ночуя в школьной казарме, то и дело думало о самоубийстве. Да и не только думало, а предприняло несколько попыток, сводя счёты с жизнью при помощи пиления ноги тупым перочинным ножом, поедания белладонны, распития подозрительных препаратов из припрятанных взрослыми бутылочек и глотания горстями аспирина. Но, видимо, на самом верху было решено, что у Грина ещё оставались дела на этом свете. Так что и из игры в русскую рулетку с револьвером, которой будущий мэтр английской литературы иногда развлекался уже в юношеском возрасте, он выходил без дырки в черепе. «Детство — начало всякого недоверия. Над тобой жестоко потешаются, а потом ты начинаешь жестоко потешаться над другими».
В жизни каждого представителя знака периодически возникают личные мини-революции, когда желание влезть на броневик, заявить о своих свободах и выставить ультиматум становится невыносимо жгучим. Грин устроил первую из них ещё в школе, написав родителям письмо, что он намерен сидеть в лесном ежевичном укрытии до тех пор, пока те не освободят его от кошмаров школьной жизни. Старшие Грины наконец-то обратили внимание на своего страдающего ребёнка, накормили, обогрели, как следует прополоскали ему мозги на сеансах психоанализа и отправили в колледж.
«Маниакально-депрессивный психоз, как у деда, такой диагноз поставили бы мне сегодня, и никакой психоанализ не мог меня вылечить», — записал Генри Грин в своей автобиографии. Спасаясь от скуки, он колесил по свету в поисках приключений, забредал в опасные уголки Африки, совал нос в лепрозории Конго, разъезжал по Вьетнаму, жил в Панаме, путешествовал по Мексике и работал в Индокитае, стараясь побывать везде, где гремели выстрелы и поднимались восстания. Однако с началом Второй мировой войны непоседливый писатель духом не воспрянул, в бой не кинулся, а находил всё новые и новые предлоги для того, чтобы «откосить» от мобилизации. Как оказалось, масштабные военные действия привлекали его в меньшей степени, потому что рождённые под знаком Весов предпочитают партизанить. Их хлебом не корми — дай только припасть к замочной скважине или учинить ещё какую засаду. Со временем выяснилось, что у Грина шпионство вообще в крови: дядя и одна из сестёр работали на британскую разведку, а старший брат сотрудничал с японцами. Ходили разговоры, что Грин занимался таможенным досмотром кораблей, выступал с инициативой организовать передвижные бордели с целью сбора информации от офицеров в Западной Африке и был дружен с Кимом Филби, руководителем разведки британской и агентом советской. Кстати, и с коммунизмом Грин был издавна на короткой ноге — в девятнадцать лет, ещё в Оксфорде, он стал кандидатом в члены компартии и даже успел заплатить взносы.
Читайте: Уоррен Битти, биография
В своих романах Грин писал персонажей с родственников и знакомых, беззастенчиво придавая им полное сходство, а в статьях проезжался по всем, кто проходил мимо. Асфальтовый каток его критики не оставил в покое даже малолетнюю американскую актрису, которую Грин обвинил в двусмысленном кокетстве. Правда, пришлось выплатить большой штраф и затаить обиду на США, но чего не сделаешь ради красного словца! Кое-кто из биографов считал его ещё тем подарком, призывая читателей скинуть розовые очки: «Они не видят — или не желают видеть, — что он антисемит, враг католицизма и женоненавистник и что он часто позволяет себе издевательские шуточки в их адрес». И тут же соглашался, что, какими бы неприятными ни были его человеческие слабости, даже они не могли заслонить достоинств Грина как художника.
Личная жизнь Грэма Грина
Восемнадцатилетнего Грина томили желания, и он беспрерывно влюблялся то в кузину, то в официантку из Оксфорда, то в гувернантку младших брата и сестры. Девушка была старше Грина на десять лет, но это не мешало ей перекидываться с ним письмами и вовсю флиртовать, пока она, в конце концов, не включила мозг и не поняла, что все эти тайные поцелуи добром не кончатся. Она напомнила о себе спустя добрых тридцать лет, прося билеты на спектакль, и Грин написал потом в автобиографии, что её письмо заставило сильнее стучать его сердце.
В двадцать три года он сначала допёк пылкими письмами, а потом и женился на девятнадцатилетней сотруднице издательской фирмы Вивьен Дэйрилл-Браунинг, но плодиться и размножаться напрочь отказывался, утверждая, что терпеть не может детей. Да и Вивьен, католичка до мозга костей, оказалась из тех девушек, кого в супружескую постель загнать можно было только кнутом. Был заключён устный договор, что семья семьёй, но спальни отдельные и отношения чисто братские. Не более. Говорили, что Вивьен даже хотела подстраховаться, чтобы уж наверняка, и потащила Грина к своей матери, чтобы та его усыновила, но тут будущий классик оказался непреклонен.
К жене он относился с нежностью, книги ей посвящал и даже, наступив на горло своим убеждениям, пошёл на уступки и сотворил двоих детей. Впрочем, жил он чаще всего отдельно от семьи, заводил любовниц или просто захаживал в бордели. Несмотря на такие странности, брак просуществовал много лет и приказал долго жить только во время Второй мировой войны.
Любовницы, среди которых попадались замужние матроны и многодетные матери, вились вокруг Грина всегда. Одну из них, смелую, толстенькую Дороти Глоувер, с кем Грин снимал квартиру, он даже познакомил со своей женой. Другая, эксцентричная красавица леди Кэтрин Уолстон, жена покладистого богатого землевладельца и большая поклонница творчества Грина, сама влезла в его жизнь и, взяв дело в свои руки, предложила ему стать крёстным отцом при обряде крещения в католической церкви. Религиозные убеждения не помешали этим двум истинным католикам бурно предаваться смелым любовным экспериментам, а также послать подальше взгрустнувшую Дороти и поставить крест на браке с Вивьен. Пока в дело не вмешался муж леди Кэтрин и не призвал упивавшуюся страстью парочку к порядку.
Грин был среди людей, но постоянно чувствовал себя одиноким. Его считали женоненавистником, но с ним рядом всегда были любящие его женщины. Он был обеспечен, знаменит и успешен, но считал себя недостаточно счастливым. Он прожил восемьдесят шесть лет, но однажды сказал, что «долгая жизнь вовсе не значит много лет жизни».